Тринадцать способов убить Лалабелль Рок [Литрес] - Мод Вулф

его ей, но она не двигается с места и не выпускает стакан из руки.

– Можешь и так все сказать.

– Это не от меня. Оно от последней умершей.

– От последней, с которой ты разделалась, – поправляет Лалабелль.

Я стою с протянутой рукой, и письмо подрагивает между нами.

– Она занималась твоими аккаунтами в соцсетях.

– О, – говорит она, слегка хмурясь. – Вот оно что. Положи его на журнальный столик.

– Ты прочтешь его?

– Господи, да; просто положи его туда.

Я осторожно кладу письмо на стеклянный стол и тщательно разглаживаю его. Лалабелль смотрит на меня поверх края стакана.

Она точно настоящая Лалабелль. Иначе я не ненавидела бы ее с такой силой.

– Зачем тебе понадобилась смерть их всех? – спрашиваю я. Она стоит спиной ко мне, и я вижу лишь ее платиновый затылок.

– Я же говорила тебе, – отвечает Лалабелль. – Разве нет?

Тон у нее такой, будто она и в самом деле задает вопрос.

– Тогда речь шла о твоем фильме, – напоминаю я. – Но кто-то еще говорил, что все дело в эксклюзивности.

– Ну да, – рассеянно говорит Лалабелль. – Так оно и было.

– Кто?

– Один из этих, – пренебрежительно отмахивается она. Я вижу янтарные блики в ее стакане, когда она крутит его в руке.

Надо бы остановиться, но я предпринимаю еще одну попытку.

– Тебе не кажется… – Мне приходится откашляться. – Тебе не кажется, что тебе будет одиноко, когда все закончится? Когда ты останешься одна-единственная?

В комнате стоит гробовая тишина. Хоть бы радио играло. Я все еще слышу шум водопада.

– Всегда была только я, – наконец говорит Лалабелль.

Она ставит стакан, давая понять, что разговор окончен, и нажимает на незаметную хромированную кнопку. Я почти готова к тому, что подо мной откроется люк.

– Ты слишком долго возишься, – говорит она.

– Знаю.

– Что ты думаешь о Пруденс?

– О ком? – тупо спрашиваю я. – А. О Портрете из пригорода. Ты уже задавала мне этот вопрос. Ну, у нее все было хорошо. В конце мы с ней немного подрались.

– Что ты думаешь о ее волосах? – спрашивает Лалабелль. – Она сказала, что это их настоящий цвет? Она – одна большая подделка.

– Гм, – говорю я уклончиво.

Не знаю, почему мы заговорили именно об этом Портрете. Мой взгляд перемещается к окну, и тут я замечаю телескоп в углу. А у Пруденс такой был? Вот так они проводили дни? Наблюдая друг за другом над долиной? Ну что, теперь на той стороне в телескоп никто смотреть не будет.

– Ты видела Джона… – начинает Лалабелль, но ее прерывает Викинг, который входит через дверь, ведущую вглубь дома. Она со слышимым хлопком закрывает рот.

– Все сделано? – спрашивает он.

Я изучаю его лицо, однако не вижу никаких признаков того, что он не ожидал увидеть здесь Лалабелль.

– Да, – говорит та и бросает на меня предостерегающий взгляд. Викинг смотрит на меня, и я медленно киваю. Я не знаю, что именно подтверждаю. Являюсь ли я соучастником, если плохо понимаю, что происходит?

– Это у тебя? – резко спрашивает Лалабелль.

Викинг кивает и протягивает папку. Мою папку. Мне хочется подскочить к нему и выхватить ее у него.

Лалабелль берет папку и принимается листать. Затем, не поднимая головы, идет к костровой яме. На секунду мне становится страшно, что она оступится и упадет. Я уже представляю, как у нее вспыхивают волосы. Она же просто садится на диван и, роясь в папке, то и дело поглядывает на огонь.

– Где это?

– Где что?

Лалабелль поднимает голову, и ее лицо похоже на белую маску. У бассейна, когда на нее был нацелен пистолет, она выглядела не такой напуганной.

– Не глупи. Ты отдала это Спенсеру?

– Я ничего Спенсеру не отдавала. О чем ты говоришь?

Я смотрю на Викинга, но его взгляд прикован к Лалабелль. У него играют желваки, и от этого его борода шевелится.

– Тут нет одной страницы, – говорит Лалабелль скорее себе, чем мне. – Теперь нам надо действовать быстрее.

Я гадаю, с кем она разговаривает – со мной или с Викингом, – до тех пор, пока Лалабелль с осуждением не указывает на меня пальцем.

– Ты слишком долго возишься.

– Да. Ты это уже говорила.

– Ты должна была закончить все за сорок восемь часов, – продолжает она, качая пальцем. – Найти, пристрелить, двинуться к следующей. Все просто. Но вместо этого ты зря тратишь мое время, играешь в переодевания, ввязываешься в драки и крушишь дорогие машины.

– Только одну машину, – говорю я, уязвленная этим напоминанием. – Одну-единственную.

Пройдя через комнату, Лалабелль возвращается к своему стакану и прищуривается.

– Мне сказали, что ты подружилась с Художницей, – говорит она. – Я не удивлена. Она моя любимица тоже.

Я чувствую, как у меня на затылке шевелятся волосы. Мне хочется попросить ее вернуть папку, однако она крепко сжимает ее пальцами с синими ногтями. Нет одной страницы – что это значит? Когда я ее потеряла?

– Можно тебя кое о чем спросить? – я тщательно подбираю слова и придвигаюсь к ней поближе.

Лалабелль пожимает плечами, как бы отвечая: «Ну, если без этого нельзя».

– Я пыталась разобраться кое в чем, – говорю я. – В отношении порядка.

– Порядка?

– В моей папке. Очередности списка. Сначала я думала, что первыми идут те, кто полегче, те, которые не будут сопротивляться. Но в этом нет смысла, и тогда я подумала, что ты хочешь, чтобы первым делом я разобралась с любимицами. Однако Пруденс ты поставила в середину. И не из-за возраста.

По ее лицу я понимаю, что она плохо представляет, о чем я говорю.

– Значит ли это… нет ли тут… В общем, что это значит? – заканчиваю я, чувствуя себя, как ни странно, так, будто с меня содрали кожу.

– Ничего, – говорит Лалабелль, и я по озадаченному выражению на ее лице понимаю, что она не лжет. –